Алла Егоровна Афонская живет одна в большой светлой квартире в поселке Горняцком. Муж умер давным-давно, у детей свои семьи. Да она и не жалуется – в 84 года, считает, грех на что-то пенять. А что там было раньше – так уже прошло…
Лапти в обмен на вшей
Девочка Алла родилась за 4 года до войны в Брянске. Ее родители поженились, несмотря на то, что семья отца была против этого союза. До 1941 года Алла и ее старшая сестра Зина росли в любящей семье. Однако вторжение немецких войск кардинально изменило их жизнь – отец ушел на фронт в самом начале войны, а мать осталась одна с детьми.
– Через несколько месяцев после начала войны Брянск начали обстреливать, город горел, – вспоминает Алла Егоровна. – Мама нас с сестрой сх ватила и уехала, все, что успела взять, – это ситец, который намотала нам под одежду, чтобы потом пошить платья. Мы отправились в деревню Телятниково. Никакого добра, сами понимаете, у нас не было. Родители отца нас принимать отказались, потому что были против того, чтобы их сын брал в жены нашу маму – она же из бедной семьи, а дед Петро был кулак. В деревне же все равно знали, чьи мы внуки и чья мама сноха, и какое-то время мы жили то у одних людей, то у других. А позже всех эвакуировали. До сих пор помню, как мы добирались до окопов – кто пешком, кто на повозках. Спрятались, значит, в траншеи, а в поле – взрывы, крики. Воюют… И телеги с провизией стоят рядом совсем, да не добраться до них – боязно нарваться на снаряд или пулю. Мамке нашей сказали: «Алена, хочешь дочек накормить – беги к телегам, неси еду». И мама несколько раз бегала, приносила еду людям – своего-то у нас ничего не было. А люди, что оставалось, нам отдавали.
После завершения боев жители вернулись в деревню, и Алла с сестрой и мамой – тоже. В одной хате остались раненые немцы – их в спешке оставили при отступлении свои. «Кричали они сильно, – вспоминает Алла Егоровна. – Просили, чтобы добили их… Да, чего только не видели мы».
Мама Алена с двумя дочками так и скитались из избы в избу – своего жилья не было. Старались быть полезными для людей, у которых жили – заготавливали сено для коров, собирали пшеницу. Родной дед, так и не признавший ни невестку, ни внучек, все же плел для них лапти. Но не просто от доброты душевной.
– Я у деда в бороде вшей искала, – поясняет Алла Егоровна. – Тогда паразиты были обычным делом.
Через какое-то время мама Аллы где-то нашла адрес своего двоюродного брата, который работал в Тульской области, в городе Узловая, на хорошей должности. Не раздумывая, поехала туда, оставив дочек на временное попечение знакомой женщине.
– У женщины той детей не было, а с мужем жили в достатке, вот и приютили они нас с сестрой, – уголки рта Аллы Егоровны опустились вниз он невеселых воспоминаний. – По мамке скучали, плакали. А через месяц где-то – помнится, Пасху отмечали – собрался народ праздновать, и нам сказали люди, мол, мама ваша идет. Как мы бежали! С одного края деревни на другой – только пятки сверкали. Мама в спецовке пришла, ей на работе выдали. Привезла нам булок – так мы рады были!.. Сроду их не видели…
Алена забрала девочек с собой. В Узловой они пошли в школу, жили в съемной квартире, спали на соломенном матрасе. Отец после войны так и не вернулся, что с ним стало – никто не знает. Время шло.
Из Тайги на шахту
– Я в 16 лет работать начала – вагончики толкала, – Алла Егоровна расплывается в улыбке. – И тогда-то и прицепился ко мне этот Виктор Афонский (муж – прим. авт.), проходу не давал! Был он шахтером, хвалили его все. Ну и вышла я замуж. Да как вышла – дала мама 500 рублей, говорит, хочешь, свадьбу делай, хочешь – трать. Мы и купили велосипед, да начали жить и детей рожать.
Спустя несколько лет шахты начали закрывать. Мужу предложили работу в тайге – он согласился и уехал поначалу один, а через какое-то время позвал и жену с двумя детьми. Алла Егоровна до сих пор помнит, что станция, на которую они прибыли, называлась Клюквенная, а она однажды заблудилась и ходила по тайге 7 дней.
На работу вновь прибывшая жена шахтера устроилась в маркшейдерский отдел – вместе с горным инженером обследовали недра земли, спускались в тоннели.
В первый отпуск супруги Афонские вместе с детьми поехали в гости к матери мужа Виктора, которая жила в поселке Восточно-Горняцком.
– Когда нам нужно было уезжать назад, – рассказывает женщина, – свекруха устроила скандал: вещи наши отдавать отказалась, потребовала, чтобы мы оставались жить здесь, в поселке. Мы так и сделали – другие оттуда, с прежней работы, переводились, а мы сами по себе ушли.
Свекровь Аллы Егоровны, несмотря на то, что стала инициатором переезда сына с семьей, молодым житья не давала. Точнее, невестке: обижала, делала всяческие бытовые пакости, внуков не привечала. Соседи, наблюдавшие, как Алла уходила плакать в виноградник, пожалели девушку и помогли устроиться на работу разнорабочей. Она не гнушалась никакого труда – копала траншеи, носила тяжести. Постепенно заработав авторитет и уважение коллег, получила квартиру. Сначала переехала туда с детьми, чуть позже присоединился и супруг.
Поселок развивался, началось строительство шахты «Западная». Алла Егоровна пошла работать туда и задержалась в шахте на 21 год. Затем – на «Сельмаш». На работу добиралась на лодке, приходилось переплывать реку. Но именно там, по словам женщины, она впервые начала получать хорошие деньги. Правда, для этого приходилось работать без выходных. Муж заболел – сахарный диабет. Работать не мог, да и получал пенсию в 400 рублей, поэтому Алла Егоровна была единственным тружеником в семье.
С «Сельмаша» после конфликта с начальством Алла Егоровна ушла и устроилась работать аккумуляторщиком: прошла обучающие курсы в Ростове-на-Дону и стала ездить по подстанциям, причем не только по Белокалитвинскому району, а аж до Обливской.
– Вот во время этой работы я, так сказать, зажила, – смеется Алла Егоровна. – Меня на каждой подстанции знали и ждали. Я чувствовала, что нужна на этой работе.
Не болит один язык
До звания «Ветеран труда» Алле Егоровне не хватило двух месяцев трудового стажа: она уехала работать в Москву – за длинным рублем, детей-то учить нужно было, женить да замуж выдавать: двум сыновьям и дочке женщина справила свадьбы. Сейчас детей двое: одного сына схоронила…
Пока мы разговаривали, из соседней комнаты прямо на голову Алле Егоровне прилетел ярко-голубой попугай. Питомца подарили на 80-летие бабушке внуки.
– Кеша теперь как сыночек у меня, – смеется она. – Мы с ним дружно живем. Мне как плохо – он около меня вьется, чувствует, что болит что-то.
А не болит у Аллы Егоровны, по ее словам, только язык. Диагнозов у женщины множество, а под лекарства на кухне отведен целый холодильник. Но она не унывает: ждет расселения, дом-то аварийный. И старается наладить контакт с соседями, которые даже во время моего визита вели себя довольно шумно.
На праздники и выходные бабушка Алла всегда ждет в гости детей – дочь Олю и сына Валеру, пятерых внуков и восьмерых правнуков. И лишь одно не дает ей покоя: как она, столько лет проработав на благо страны и района, оказалась всеми позабытой?
– Звонила я однажды в РЭС, – с усмешкой делится она, – спросить, как я оказалась вне их какого-либо внимания? Ведь это единственная организация из всех, где я работала, которая до сих пор действует. А мне в ответ знаешь что? Вы, говорят, 9 лет всего у нас проработали и ветерана труда не получили. Вот и весь сказ: звание не получила, потому что детей кормить надо было, всю войну голодала, но никаких льгот нет детям войны в нашей области. Иной раз спрашиваю себя: кому оно все нужно было? А потом сама себе отвечаю: мне, моим детям нужно было. Не зря все!
